Первый премьер-министр независимой Украины Витольд ФОКИН: «Шахтеров целенаправленно уничтожали. Не исключаю, для того чтобы закупать уголь в ЮАР и Австралии — это баснословные «откаты»

В харьковском из­дательстве «Фоліо» вышел первый в истории независимой Украины перевод сказочной поэмы Александра Пушкина «Руслан и Людмила». Его автор — последний председатель Совета Министров УССР (1990-1991) и первый украинский премьер-министр (1991-1992) Витольд Фокин. Начальный тираж в тысячу экземпляров уже раскуплен, готовится к выходу второй. Презентация книги состоится в Киеве 26 ноября 2015 года в 16.00 в «Украинском доме». Вход свободный.

По словам самого Витольда Павловича, его «Руслан і Людмила» не столько перевод, сколько вольный пересказ пушкинской поэмы, выполненный с учетом особенностей украинского народного фольклора и поэтической традиции, которая ведет свое начало от «Енеїди» Ивана Котляревского. «Пересказ Фокина — выдающееся событие в культурной жизни страны, — убежден известный украинский поэт Юрий Рыбчинский. — Скажу больше: это литературный подвиг, ведь не каждый поэт осмелится перевести Пушкина, еще меньше тех, кто мог бы достичь такого результата. Автор наглядно доказывает, что украинский ничем не уступает русскому и одно­временно превосходит его своей языковой магией, удивительной музыкальностью и очарованием. Украинская версия «Руслана и Людмилы» — это гимн нашему языку, культуре и истории».

Витольд Фокин начал работу над поэмой в ноябре 2013 года, незадолго до начала Евромайдана, и завершил спустя год. Политик категорически отказался говорить о событиях последних двух лет, заметив, что его позиция и оценка внутриполитической ситуации в стране «многих в Украине могла бы разочаровать». «Подливать масла в огонь я не намерен, — объяснил экс-премьер, — сейчас для этого не время». Тем не менее в интервью интернет-изданию «ГОРДОН» Витольд Фокин рассказал, почему не следует считать оккупированные районы Донецкой и Луганской областей очагом сепаратизма, кто и зачем уничтожил шахтеров как социальный класс и почему, когда получил письмо из журнала «Огонек», почти на 60 лет отказался от публикации своих стихов.

«С ЧЕГО БЫ РОССИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ НА МЕНЯ ОПОЛЧИТЬСЯ? КТО Я И КТО ПУШКИН? СМЕШНО»

— Представляю, как российская пропаганда отреагирует на то, что поэму «Руслан и Людмила» перевели на украинский: «Киевская хунта замахнулась на солнце русской поэзии». Почему вы выбрали Пушкина и почему именно сейчас?

— Ну, полноте, в отличие от вас я ничего подобного не допускаю. С чего бы российской литературной критике ополчиться на меня? Кто я и кто Пушкин? Смешно. Я посягал на его авторитет? Отнюдь. Не считал себя вправе приписывать свое творение великому поэту, возложив тем самым на него ответственность за свои неизбежные огрехи. «Каждый баран должен отвечать...», ну, вы знаете, за что.

Признаюсь, желание перевести на литературный украинский язык кого-то из российских классиков, изгоняемых из школьных программ, вызревало в моей душе давно. Хотелось привлечь внимание общественности к проблемам материнской речи. Чего греха таить, еще не забыто время, когда человека, говорящего українською мовою, часто считали особой малокультурной, за глаза называя «селом». Но после обретения Украиной политической независимости, конституционного закрепления за украинским языком статуса единственного государственного — все радикально изменилось: на глазах растет его престиж и социальное значение, владение языком становится признаком образованности и культуры. Но в массе своей мы родным языком владеем плохо, и мириться с этим нельзя.

Поводом к написанию украинской версии именно пушкинской поэмы послужил такой случай. Моя знакомая журналистка Светлана Солонина, шеф-редактор русскоязычного журнала «Я — украинец», издававшегося в Донецке, в разговоре заметила: «Я люблю украинский язык, владею им, но, признайтесь, его возможности все же ограничены. Особенно в поэзии. Не представляю, как бы звучали знаменитые «У лукоморья дуб зеленый...»!

Я был задет, обижен и постарался доказать, что это не так. Несколько дней ходил отрешенный, пытаясь раскрыть секрет музыкального совершенства пушкинского астрофического ямба, ничего не получалось. И вдруг осенило! Я был в гостях у друзей и, попросив листок бумаги и ручку, предложил им обедать без меня, а сам, будто под диктовку, написал пролог.

— Вы наизусть помнили первоисточник?

— Конечно, кто ж его не помнит? Прочитал друзьям. Понравилось.

Край лукомор’я дуб зелений,

Ланцюг на ньому золотий,

Щодень круг дуба Кіт учений

Ступає, наче вартовий.

Праворуч йде — пісні співає,

Лівороч — казку муркотить.

Там в хащах лісовик блукає

І мавка на гіллі сидить.

На переплутаних стежинках

Сліди небачених страхіть.

На лапках курячих хатинка

Без вікон, без дверей стоїть.

Опівночі, як місяць сяє,

Раптово море відступає:

На мокрий берег із глибин

Рушає легенів загін.

І до ранкової зорі

Там тридцять три богатирі

Несуть довічний свій дозор,

І з ними дядько Чорномор.

— Меня больше интересует, как вы перевели: «Там русский дух... там Русью пахнет!»?

— Это не очень актуально, особенно сейчас, потому я пересказал так:

Химерний світ, прадавня Русь!

Її збагнути не берусь,

Хоч там не раз, не два бував,

Кота млинцями частував,

З ним сьорбав юшку гарбузову.

А Кіт, як в гуморі буває,

Свої казки розповідає.

Одну з них я запам’ятав

І переклав на рідну мову.

— То есть не пушкинской, а вашей авторской вставкой?

— Не авторской, а кошачьей. Например:

«Перепочиньмо», — каже Кіт.

Пошкрябав знехотя живіт,

Примружив очі, позіхнув

І на короткий час заснув.

Збудившись — потягнувся, сів.

Горілки трохи випив, з’їв

Гречаник, смажений на салі:

«Послухай-но, що було далі».

«НЕУЖЕЛИ ВЫ, СОВЕТСКИЙ СТУДЕНТ, МОЖЕТЕ ДОПУСТИТЬ, ЧТО ЕСЛИ РАЗРАЗИТСЯ ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА, ОТ АМЕРИКИ ЧТО-НИБУДЬ ОСТАНЕТСЯ?!»

— Если работу над украинской версией поэмы вы начали в ноябре 2013-го, то когда закончили?

— Мне нравится, что вы правильно произносите украинские слова. У нас ни один народный депутат не говорит «листопАд», все твердят «листО­пад». Почему, откуда взялось это: «бУло», «зрОблю», випА­док», «в кінці кінців», «на протязі», «обнімітесь, брати мОї, мОлю вас, благаю...»?! Срам! Вас же вся страна слышит! Я работал над поэмой больше года с перерывами.

— Это ваш первый опыт в поэзии?

— Печатный? Да, до этого ни одной строки не публиковал.

— Тогда поздравляю вас с поэтическим дебютом в 83 года.

— Спасибо, но вы не поняли: не публиковал, но это не значит — не писал. Мне не было пяти лет, я уже сочинял, даже читал стихи по радио у себя в Александрии Кировоградской области. В начале 1950-х, на первом курсе института, когда чрезвычайно обострились отношения между СССР и США, я сочинил короткую поэму «Письмо к американскому другу».

— И на конверте в поле «адресат» указали: «Вашингтон, Белый дом, президенту США»?

— Нет, отослал поэму в главный журнал Советского Союза «Огонек». Через некоторое время получил возмущенный ответ на нескольких страницах, а в конце подпись: «Лит. консультант Елена Заславская». Она камня на камне не оставила от моей поэмы. Причем ни одной претензии именно к стихотворению, Заславская допекала и обвиняла меня в политической неграмотности, идеологической незрелости.

— Потому что вы призывали к миру и окончанию «холодной войны»?

— У меня в «Письме к американскому другу» были, например, такие строки:

Лапти сплели для народа уставшего, —

Кодекс сомнительных прав и свобод,

Кукиш бесстыдного плана Маршалла

Тычут голодной Европе в рот.

Далее было так:

Но если даже тебя пощадит

Смерть на полях сражений,

Знай, никого не щадит Уолл-стрит,

Погрязший в крови преступлений.

 

С утра и до вечера будешь стоять

С дощечкой на впалой груди:

«Дайте работу, я бывший солдат,

Я инвалид войны».

 

Холеный мистер мимо промчит

В роскошном автомобиле,

И ты позавидуешь тем, кто лежит

В заросшей братской могиле.

 

Стоишь ты напрасно,

солдат-фронтовик,

Гудит голова от голодного звона

И, с болью рванув на себе воротник,

Ты бросишься в муть Гудзона.

Ну и потом так:

А если в сражении, в жестоком бою

Сразит тебя огненный шквал,

Знай: купит на ночь невесту твою

Тот, кто жизнью твоей торговал.

Увы, твоя бедная старая мать,

Ослабев от нужды и чахотки,

С утра и до вечера будет стирать

За горстку бобов для похлебки.

— По-моему, безупречные советские идеологические строки. Что же не по­нравилось товарищу Заславской?

— Помню ее ответ: «Неужели вы, советский студент, можете допустить, что если разразится Третья мировая война, от Америки что-нибудь останется?!».

— После письма из «Огонька» прошло почти 60 лет — почему за это время вы не издали ни одного поэтического сборника или перевода?

— У меня для творчества не оставалось времени. 25 лет работы на Донбассе, из них 10 лет подземного стажа. Начав с нуля, заканчивал в должности главного инженера комбината «Луганскуголь» и начальника комбината «Свердловантрацит». Чтобы представить, что это такое, назову лишь одну цифру — более 200 тысяч трудящихся и практически все отраслевые структуры экономики: кроме непосредственно угольной промышленности, это и машиностроение, и строительство, и железнодорожный транспорт, и агропромышленный комплекс, вся инфраструктура... Когда стихами заниматься? Только с годами, в основном в экспедициях, во время отпуска, стали появляться зарисовки вроде:

Отпуск — это вопрос риторики,

Я в тайге — как на светлом празднике.

Целый год пребывал в наморднике,

Чтобы месяц побыть... в накомарнике.

Или такие:

В страну замученных морозами берез

Я должен уезжать, не оттого ли,

Что Север мне показан, как наркоз,

Спасающий от запредельной боли.

---

---

Когда увлекся экспедициями, поэзия пришла сама собой. Представьте: крайний Север, экстремальные условия, ближайшее человеческое жилье за 500 километров, а у меня рождаются стихи. Какое счастье!

«ШАХТЕРЫ — ЛЮДИ ГЕРОИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ, ТРУДОВАЯ ЭЛИТА, А ИХ СЕЙЧАС НИЖЕ ПЛИНТУСА ОПУСТИЛИ, НЕГОДЯЯМИ СЧИТАЮТ»

— Если у вас с пяти лет такая тяга к поэзии, почему поступили в Днепропетровский горный институт, а не в литературный вуз?

— Увы, у меня были литературные способности, но не было материальных возможностей учиться в Киеве. Я и сестричка росли без отца, он погиб в 1942-м на Кавказе, мама была учителем украинского языка в небольшом городке. Мы очень бедствовали и нуждались, буквально от голода опухали.

Когда учился в девятом классе, надо было как-то заработать, чтобы продолжить учебу. Помог сосед, который был начальником планового отдела на угольном карьере в Александрии. Он устроил меня, 16-летнего пацана, на работу в шахту. Было очень тяжело, но еще тяжелее было воз­вращаться со смены в восемь вечера, вставать в четыре утра и ехать на карьер. Мои одноклассники собирались на бульваре, гуляли, пели, флиртовали — жили полноценной жизнью, а я на часик к ним прибегу и домой, поспать хоть три часа.

Когда встал вопрос о поступлении в вуз, мама сказала: «Сыночек, из тебя мог бы выйти не абы какой литератор, но рассчитывай только на себя, я не смогу тебе помочь деньгами». Все решила стипендия: в гуманитарном вузе она составляла 245 рублей, а в горном — на 100 рублей больше, плюс форма, льготы. Тем не менее я ни о чем в жизни не жалею, счастлив и благодарю судьбу за все. Я влюбился в профессию горняка, был предан шахтерскому братству, но это тема отдельного разговора.

— Сейчас более чем актуального...

— Шахтеры — люди истинно героической судьбы, трудовая элита, а их сейчас опустили ниже плинтуса, негодяями считают. Великий это грех! У меня огромное множество знакомых и родственников в Донбассе, никогда, ни один не допустил и мысли оставить Украину: «Это и только это наша Родина — Украина». Если б вы знали, как болит душа, когда слышу: мол, шахтеры — бунтари, предатели, сепаратисты. Это совершенно не отвечает действительности!

— Может, они позволили так с собой поступить? Что мешало здоровым мужикам консолидироваться и восстать против олигархов, губернаторов, криминальных авторитетов, грабивших Донбасс последние 25 лет?

— В чем-то с вами согласен, а во многом — нет. Имею право так говорить, потому что четверть века проработал на Донбассе. Отец и мама меня произвели на свет, но человеком я стал на Луганщине — это край богатырей тела и духа, настоящей трудовой гвардии. На протяжении многих лет шахтерское единство целенаправленно разваливали, шахтеров уничтожали морально и физически как социальный класс, не исключаю — для того чтобы закупать уголь в ЮАР и Австралии, а это баснословные «откаты».

— Но почему шахтеры молчат все полтора года войны России против Украины?

— (Долгая пауза). Мы изначально договаривались, что я не буду отвечать на вопросы, на которые нет коротких ответов!

— А мне бы очень хотелось услышать именно ваше мнение, тем более что вы 25 лет проработали на Донбассе, были последним премьер-министром Украинской ССР, первым премьером независимой Украины, участвовали в разработке Беловежских соглашений...

— Наталка, вы весьма настойчивы, и мне это нравится, но повторяю: не пришло время. Возможно, события последних лет станут темой нашего следующего интервью.

— Я понимаю нежелание людей, сформировавшихся в советское время, рвать связи с Россией. Но не понимаю, почему они видят в Европе только цинизм и прагматизм, при этом не замечают, что рациональный Запад живет по закону, а не по паханским понятиям, как путинская Россия? Почему вы так уверены, что украинцами манипулируют, а не сам народ достала высокомерность «старшего брата»?

— Не приписывайте людям моего поколения недостатки, которых у них нет. Это во-первых. Во-вторых, поздравляю, если за рациональной жизнью Запада вы не видите непреодолимых проблем самого Евросоюза, вот и под Меркель кресло зашаталось. Впрочем, мы так далеко отклонились от основной темы, что мои «Руслан и Людмила» даже не просматриваются.

— Разве вы не ощущали высокомерия Москвы на посту председателя Совета Министров Украинской ССР в 1991 году, когда советская столица не присылала наличных рублей и вам пришлось ввести купоны, чтобы спасти национальную экономику, после чего Егор Гайдар назвал вас «врагом России № 1, разрушителем ее финансового благополучия»?

— Но это не помешало ему написать мне лицемерное письмо с глубоким сожалением, когда я подал в отставку. Кстати, слова Гайдара многие расценили как комплимент украинскому премьеру. Действительно, в начале 90-х был период, когда Украине остро не хватало наличных денег, которые тогда печатались в Москве. Мои обращения и просьбы оказались тщетны. Тогда я собрал коллег и сказал: «Найдите эксперта и спеца по монетарной политике, у меня есть идея, как выйти из положения, но нужен совет. Примем решение на следующем совещании».

— Почему Москва не давала наличных, тем более что была договоренность правительств Республики Беларусь, Российской Федерации и Украины о координации экономической политики, согласно которой стороны взяли обязательства выстраивать экономические отношения и все расчеты на базе существующей денежной единицы — рубля?

— Конечно, можно обвинять в этом Москву. Но все гораздо проще: премьер-министр СССР Валентин Павлов сказал: «У меня есть миллиард, но его Украине не хватит, а я за один миллиард закрою потребности Кыргызстана, Прибалтики и других союзных республик. Мне лучше с тобой поругаться, чем с ними».

Это не было проявлением враждебности к Украине. Советское руководство знало, что в Киеве есть такие специалисты, которые найдут выход из любой ситуации. Мы и нашли. Кстати, на совещание мы пригласили профессора Львовского государственного университета имени Франко экономиста Виктора Пинзеника. Он мне понравился: умный, образованный, сдержанный. Не могу сказать, что сейчас мы с Виктором Михайловичем по одну сторону баррикад, но недаром в народе говорят: «Лучше с умным потерять, чем с дураком найти». Я с большим уважением отношусь к Пинзенику, обидно, что сейчас он не востребован, такой человек может и Минфин возглавить, и стать премьером.

— У меня как раз есть к вам вопросы о нынешнем Кабинете Министров Украины...

— Наташа, вы не соблюдаете договоренностей и ваш вопрос не­корректен. Но вам удалось меня подзавести. И позвольте вам задать один-единственный вопрос. Сначала преамбула. Уже после развала Союза Украина оставалась благополучным европейским государством, экономический потенциал которого не уступал потенциалу ведущих стран Европы и мира. А по организации науки, развитию системы просвещения, образования и спорта, по уровню культуры и духовности мы, пожалуй, были лучшими на континенте. И нас было 52 миллиона!

Что произошло? Всемирный потоп? Вселенский пожар? Глобальное землетрясение? Пандемия чумы? Голодомор? Нет, нет и нет. Бог миловал. Но за 24 года Украина откатилась на уровень 60-х и потеряла более 12 миллионов граждан. И это при том, что отнюдь не «циничный», а «добросердечный», «добродетельный» Запад пожертвовал Украине (под видом кредитов, возвращать которые никто не собирается) порядка 200 миллиардов евро (имею в виду долг совокупный).

Хотя в октябре 1992 года страна не имела ни копейки внутреннего, ни цента внешнего долга. За всю многовековую историю Украины ее трудолюбивый, дружелюбный и хлебосольный народ не унижался, выколачивая очередную подачку. И ни один парламентарий в мире, будь то пэр, лорд или на худой конец член Палаты общин, не обращался к коллегам с призывом называть лидера соседней страны «х...лом».

А теперь короткий вопрос: почему? Почему это произошло? Когда вы будете готовы ответить на него — звоните и спрашивайте о чем угодно, я к вашим услугам. А теперь давайте вернемся к «Руслану и Людмиле».

«Я ПОНЯЛ, ПОЧЕМУ ПЕРЕВОДЫ РЫЛЬСКОГО И ТЕРЕЩЕНКО ТРУДНО НАЗВАТЬ УСПЕШНЫМИ. ОНИ ПЫТАЛИСЬ ПЕРЕВОДИТЬ ПУШКИНА ПОСТРОЧНО, СЛОВО В СЛОВО»

— А как вам удалось не забыть украинский, если чиновники УССР редко говорили на мове?

— Я родился в украиноязычной семье, но после окончания горного института и 25 лет работы на Донбассе язык забыл. Уже работая в Киеве, был разочарован, что мало кто разговаривал на украинском, и пытался хотя бы на бытовом уровне общаться на родном языке. Когда приступил к работе над «Русланом и Людмилой», посреди ночи вскакивал, проверял, правильно ли помню значения слов «чепрага», «чепіга», «поставець».

— В бытовой речи есть свои прелести, например, мат. Иногда свое состояние точнее, чем нецензурным словом, и не выразишь. Вы как к мату относитесь?

— Терпеть не могу бытовой мат, но крепкое словечко, сказанное в сторону, — это как аджика к мясному блюду, украшает вкус. Я в прошлом шахтер, чего уж тут. Не ханжа. Но даже в гневе стараюсь не унижать человеческое достоинство, не перехожу на личности.

— До вас поэму Пушкина на украинский переводили Максим Рыльский и Николай Терещенко. Чем ваш вариант «Руслана и Людмилы» отличается от их перевода?

— Конечно, о переводах знал. Десятки лет мы с друзьями собираемся по субботам в спорткомплексе «Наука»: теннис, парилка, пиво и, конечно, общение. В этом своеобразном мужском клубе интересные люди: академики, государственные деятели, выдающиеся спортсмены. Говорим о разном, но всячески избегаем политики, хотя не всегда удается. Однажды говорю: «Мужики, берусь за перевод «Руслана и Людмилы» Пушкина, благословите?». Директор одного из научно-исследовательских институтов заметил: «А вы знаете о существующих уже переводах поэмы? Их авторы — Терещенко, академик Рыльский. Нужно ли?». В следующую субботу принес мне папку с переводами, но я заглянул в эти переводы уже после того, как отдал в редакцию свой пересказ.

— Почему?

— Чтобы не поддаться соблазну позаимствовать у маститых литераторов особо удачные места.

Я понял, почему переводы Рыльского и Терещенко трудно назвать успешными. Они пытались переводить Пушкина построчно, слово в слово. Им удалось уложить украинские слова в прокрустово ложе русского языка, но при этом они потеряли изумительную легкость и мелодичность пушкинской поэзии.

И еще: «Руслана и Людмилу» писал 19-летний юноша, еще не изведавший мазепинских любовных страстей, не знавший жизни. Пушкин станет автором «Бориса Годунова», «Полтавы», «Евгения Онегина» позже. Поэтому романтическая поэма о любви по сути лишена мотивации подвигов Руслана, поступков Финна, любовь там слишком схоластична. Болдинская осень была еще в будущем. Я отказался от подстрочника, мне хотелось, чтобы гениальный Пушкин сам заговорил на украинском языке. Несмотря на большую схожесть, русский и украинский — языки разные. Кстати, это, очевидно, понимал и наш духовный отец Тарас Григорьевич Шевченко. Не потому ли он писал на русском прозу, но только не поэзию?

— Будет аудиоверсия вашего варианта «Руслана и Людмилы»?

— Пока не знаю, но предложения уже поступают, в частности, от известного кинорежиссера Евгения Шишкина. На днях звонил Леонид Данилович Кучма и предложил выкупить весь тираж и разослать книги по школам. Я ответил, что идея очень хорошая, но хотелось бы вначале знать мнение читающей публики, а там уже видно будет.

Я согласен, что Пушкин — основоположник литературного русского языка. А вот первооткрывателем литературного украинского языка считаю Ивана Котляревского. Его произведения — краса и гордость национальной культуры.

— Вы о поэме «Енеїда»?

— Не только, а «Наталка Полтавка», «Москаль-чарівник»? Когда я работал над пересказом, воспринимал Котляревского как образец искристого юмора, лукавства, иронии, мелодичности. Ну и, конечно, несколько раз перечитал Пушкина. Я не люблю мистику, но... Мы с женой учились в одном классе, очень рано поженились. Первое, что много-много лет назад подарила мне жена, была настольная скульптура Пушкина. Я раз 20 в своей жизни переезжал, но скульптура всегда со мной. Сейчас стоит на письменном столе. Если в работе над поэмой у меня что-то не ладилось, я смотрел на скульптуру Пушкина и, только не смейтесь, просил: «Сашко, ну допоможи!». И он часто приходил на выручку.

Позвольте закончить так, как заканчивается мой пересказ поэмы:

Отут, Князь-Сонечко встає:

«Гей, люди добрі, всі, хто є!

До столу кличу! Наливайте

Заморські вина, пиво, мед.

Радійте, душу звеселяйте,

Розпочинаємо бенкет!».

 

До ранку пир гучний тривав

На березі Дніпра-Славути...

 

Відлуння стародавніх справ,

Легенди пращурів забутих!

У Пушкина тут точка, а я продолжил:

Я поспіхом кінчав сторінку,

Кіт задоволено мовчав.

Порожню чарку облизав,

З’їв хліба житнього шкуринку.

І вже, як я поставив крапку,

Простяг мені поштиво лапку,

Навколо дуба почвалав,

Та озирнувся і сказав:

«Мерсі, горілка підходяща,

Та все-таки сметана краща!».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter